Я сходила за седлом для Эда, и вдруг меня посетила странная идея. Я достала сотовый, набрала свой домашний номер и включила громкую связь, чтобы слышен был записанный для автоответчика голос Лиама. Я так и не смогла себя заставить стереть это сообщение и записать другое. Я, конечно, понимала, что звонившие будут чувствовать себя не в своей тарелке, когда услышат его голос, будто доносящийся из могилы, но ничего не смогла с собой поделать.
— Вы дозвонились до Лиама и Жасмин. К сожалению, мы не можем прямо сейчас вам ответить, но оставьте свое сообщение, и мы перезвоним вам.
Я просто никак не могла переварить необходимость того, что нужно сделать новую запись: «Вы дозвонились до Жасмин... Простите, сейчас я не могу подойти к телефону... Оставьте сообщение, и я вам перезвоню...» — Я, я... кто бы мог подумать, что простое местоимение может причинить столько боли?
Но, судя по всему, голос Лиама звучал совершенно иначе, а потому Эд просто терпеливо таращился на меня, но никак не реагировал, пока я не отключила мобильник.
— Знаю-знаю. Голос на автоответчике — это совсем не то, да? — сказала я, похлопав коня по загривку, а потом взялась за поводья и вывела его на улицу. Там я взобралась в седло, и мы пустились в путь по одной из знакомых дорожек для прогулок.
Эд был из тех коней, которым не нравились чинные прогулки, и мне пришлось держать его в узде, пока мы не доехали до открытой местности, и я не дала ему волю. Я довольно давно не была в седле, и мне было известно, по горькому опыту, что не стоит злоупотреблять прогулкой и через полчаса надо бы её завершить. Но мне было так хорошо, что не хотелось ехать обратно.
Земля моего деда граничила с лесом, так что мы ехали, никуда не сворачивая, пока не оказались возле границы. Вокруг не было ни души, возможно, из-за морозной погоды, которая идеально подходила для верховой езды. Нам с Эдом встретились лесные пони и парочка свиней, ищущих трюфели, но поблизости не было ни автомобиля, ни человека — одни зеленые просторы под серыми небесами.
Через полтора часа мы неохотно повернули обратно. Я бы с удовольствием каталась еще и еще, впервые за столько времени я почувствовала себя почти счастливой. Но небо начало темнеть, да и у бабушки, наверное, уже готов ужин. Это ужасно, что мне хотелось быть скорее с Эдом, чем с родными, но с ним мне, по крайней мере, не придется изображать веселость. И конь вел себя как обычно — он не испытывал ни неловкости, ни смущения, чего в последние месяцы у меня было хоть отбавляй с другими людьми.
Стоило нам только оказаться вновь на земле деда, свернув на дорожке, как путь преградил великолепный вороной конь. Огромный, больше Эда. На коне не было ни седла, ни уздечки — но он был совершенно точно породистым, что легко угадывалось по его лоснящемуся, ухоженному внешнему виду и стати. Наверняка, он стоил целое состояние. Конь стоял совершенно неподвижно, только ветерок играл с его гривой и хвостом. Он стоял прямо посередине дороги, будто поджидал нас.
Но у меня была всего пара секунд, чтобы полюбоваться на него, потому что Эд, по какой-то причине, встал на дыбы. От неожиданности (поведение Эда было так на него не похоже) я едва не свалилась на землю, но успела вовремя вцепиться в поводья и посильнее прижалась животом к его спине, чтобы, когда Эд промчался мимо вороного коня, остаться в седле.
Я ожидала подобного поведения от Румбы, который пугался, даже если задевал ветку или слышал автомобильный сигнал, прозвучавший где-то вдалеке, но Эд прежде ничего подобного себе не позволял. По дорожке для пеших конных прогулок было опасно скакать галопом, потому что она была очень узкой и находилась очень близко от лесополосы, и на пути всадника порой встречались ветви деревьев. Мне пришлось лечь на Эда и посильнее прижаться к его спине, чтобы избежать падения из-за встречи с первой попавшейся на пути веткой. Несмотря на всю опасность происходящего, я все же получала удовольствие от скачки. Это, конечно, едва ли могло сравниться с бесшабашностью Лиама, но все же я находила скачку захватывающей по двум причинам: во-первых, такое уже бывало раньше, и это было опасно... Хотя возможно, я просто стала жертвой людского заблуждения — мол, со мной-то никогда ничего плохого не произойдет... И я бы с ними согласилась, не будь этого года в моей жизни, и если бы я на себе не прочувствовала, насколько ложным было это утверждение...
Когда мы отдалились от леса и проскакали три акра открытого поля, которое окружало владения моих дедушки с бабушкой, Эд, наконец, сбросил скорость, а у знакомой конюшни он уже только фыркал и нервно перебирал копытами. Я с облегчением выпрямилась и ласково погладила его по шее, нашептывая ему на ухо нежные слова, пока не стало понятно, что он не пустится снова бежать. Потом я вытащила сапоги из стремян, чтобы слезть. Но когда соскользнула на землю, мне пришлось ухватиться за седло, чтобы не рухнуть вниз. Ноги не только затекли от долгой поездки, но и разболелись с внутренней стороны бедер, поэтому я не удержалась и застонала.
— Отвыкли без практики? — раздался голос у меня за спиной.
Я повернула голову и увидела в дверном проеме конюшни, на фоне солнечного света, мужчину. Он улыбался мне.
Это был необычайно высокий (больше двух метров) кареглазый шатен. Странно, но я не могла определить его возраст. Ему могло быть как двадцать пять, так и тридцать пять лет.
— Вроде того, — согласилась я.
— Вы, должно быть, Жасмин. Я слышал, вы приехали погостить.
— А вы кто? — спросила я.
— Я Люк — один из конюхов. Я займусь Эдом, если вы хотите уйти домой?